«К старшей группе у меня развилась нервная анорексия»: воспоминания о советском садике

0
463

Журналистка Юлия Верклова вспоминает свое детство в саде — и это, к сожалению, не самые лучшие воспоминания.

"К старшей группе у меня развилась нервная анорексия": воспоминания о советском садике

У меня практически нет воспоминаний, все они скомканы в один большой ад детского сада. С полутора до семи лет я очень мало виделась с родителями — теперь это можно делать глубокомысленные выводы о нарушении привязанность… Но в 70-е годы прошлого века так жили все. Не все, однако, доставались воспитатели-извращенцы (я надеюсь по крайней мере).

Воспоминания ясельной и малышовой группы: тихий; в спальне является частью воспитательница, и каждый находится в определенной позе: из того на спину; то на правой стороне, две руки под подушку, то на левом боку, ручки под щечку… Меня почему-то чаще всего фиксированной в положении на левый бок, ноги подтянуть, одну руку под щеку, второй одеяло. И то воспитатель следит, чтобы никто не пошевелился. Кто пошевелится, тот после тихого часа не встает, остается в клетке в спальне. Больше, чем двое детей, кстати, не подводил никогда. Все ушли на прогулку, и за этим следит нянечка — чтобы из кроватей не вылезали. Мне писали чаще всего (это возможно, тем не менее, мне это только казалось). Родителям я не жаловалась, конечно: я думал, что в саду, так и подобает.

В старшей группе у меня развилась нервная анорексия. Тогда, конечно, такое слово не сказали. Говорили, что «каждый день ее рвет в саду». Тошнота накрывала меня каждый раз, когда заканчивалась утренняя прогулка и пришлось идти на ужин, где злая медсестра придерживалась принципа — «пока все не съешь из-за стола не». При попытке все это есть, я начинала давиться, затем меня рвало… со временем стало рвать сразу при подаче обеда. Так что дети, на которых воспитатель в тот день бывала сердита, сажали за один стол со мной: «вы едите в рвотине». Один толстый мальчик бывал наказуем чаще всего. Но он так любил поесть, что нюансы его не огорчали. Кроме того, он предложил мне взаимовыгодное сотрудничество: съесть мой обед. Он ел быстро, мы менялись в вене (мне с пустыми руками, ему полную) — и так понравилось, что даже перестала беспокоиться обед и меня перестало рвать… Вероятно, это благополучие насторожило педагогов. За нами с ребенком, водить и, поймав один раз на бирже, обругали и рассадили. Оставил его без закуски, меня заставили есть суп — и для меня, конечно, снова вырвало. Больше всего я боялся, что скажу родителям, как я отчаянно меняются, тарелки… не знаю (еще), почему я боялась: дома меня никогда не наказывали, но вот это вот давящее сознание собственной вины и стыда не покидало.

В подготовительной случилась история Золушки: я оказалась в одной группе с сыном директора, и он влюбился в меня (как может страстно влюбиться 6-летний принц): носил мне конфеты и даже лично попросил мать, чтобы та мне разрешили спать в тихий час и не закрывается в спальне.
Единственное нарушение закона, которое является Тамара Леонтьевна (да-да! я помню имена — это вообще главное воспоминание из детства) и применяла ко мне — это запрет оглаживанию в спине. В вечернее время был такой ритуал: все дети садились на стулья, Тамара Леонтьевна — за стол. Она взяла книжку со сказками и начал читать. Но заранее, чтобы выбрать два наиболее хорошие девочки (особенно девочки), которые будут гладить ее по спине во время чтения. Все тянули руки и умоляли «можно я». Я, конечно, не тянула и не моя — не из высокомерия, наоборот, она чувствовала себя недостойной. Но в целом, последний год перед школой прошел относительно благополучно. В школу я пришла совершенно затравленным, тихий и очень удобным ребенком.

Когда, будучи взрослой, я объяснила все это маме, это ужасно удивлялась: педагоги не жаловались никогда на меня, но, напротив, постоянно ей говорили, что дочь у нее хорошая, надежда сад и очень хорошая девочка.
О рвоте меня, конечно, сводили сначала к гастроэнтерологу, потом к неврологу. Невролог сказал: «Если это возможно, изменить группу». Но в 70-е годы не было такой возможности. Да и воспитатели мама, казалось, очень милые и заботливые.
Из хорошего: я толстею, потому что я не люблю.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
Пожалуйста, введите здесь своё имя

Срок проверки reCAPTCHA истек. Перезагрузите страницу.